Престижнейшая премия «Поэт» (в денежном выражении — 50 тысяч долларов) вручена Олегу Чухонцеву. Среди поколения шестидесятников немало раздутых величин, но как раз Чухонцев — один из тех, применительно к кому слово «поэт» можно смело писать, нажимая на клавишу Shift. Это человек, владеющий искусством расставлять наилучшие слова в наилучшем порядке. Но интересно другое. Логика самой премии, в которой смешались ностальгия и стоицизм. Любое премирование — процесс соревновательный. Можно сравнивать книги стихов или отдельные поэтические циклы. Но двух и более пиитов примерно одной весовой категории со всем их литературным скарбом сравнивать нельзя. Тем не менее премия берется награждать «по совокупности заслуг». Почему? Думается, есть на то причины, и те, кто подозревает организаторов в недостатке концептуальности, не правы.

Во-первых, видно желание чествовать и собирать поэтов в пантеон, минуя официальные инстанции (Минкультуры и проч.). Во-вторых, выбор лауреатов, хочется нам того или нет, заново задает иерархию ценностей в литературе, децентрированной (читай — деконструированной) согласно букве и духу постмодерна. Иерархию, которая, однако, не грешит тотальностью (премия хоть и весьма крупная, однако негосударственная).

И еще один момент. По-видимому, это не просто премия, а некоторая акция. Но тем лучше.

Ведь в условиях, когда литература искусственно оттеснена на периферию информационного пространства (написать «культурного» или «общественного» рука не поднимается), любое внимание к стихотворцам дорогого стоит. Правда, есть мнение, что такое положение как минимум неизбежно. Мол, поэзия нерентабельна, а потому... Но если мерить такой мерой, то очень многому следует сказать «гуд-бай». Ведь самое рентабельное в мире — нефть и героин. Кого обвинять в этом непотребстве — власть, бизнес или корпоративистскую идеологию общества в целом?

Но как бы там ни было, а в ситуации «цивилизованного варварства» поэты страдают больше остальных. Ведь большинство новейших стихотворцев предпочитают писать так, будто поэзию изобрели именно они где-нибудь эдак со среды на четверг. Нынче это можно делать, не поворачивая головы на предшественников. Имена Бродского, Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Пастернака, Тютчева, Пушкина, Баратынского говорят младостихотворцам все меньше. Знакомство с великими ограничивается в лучшем случае знанием отдельных цитат. Но цеховые принципы мало востребованы — пишут, изобретая велосипед. Мало того, вместо самой словесности опусы нового русского поэта питают «иные контексты»: реклама, язык ТВ, блогосфера и прочие внешние по отношению к поэзии «сферы». Вот уж поистине — езда в незнаемое... Все это напоминает известную сказку о лисе, которая пришла погреться в заюшкину избушку, да и выгнала ее хозяина вон.

Если напрячься, можно назвать достойных хоть какого-то внимания авторов, которым сейчас за тридцать. Павлова, Степанова, Воденников и так далее... А дальше по шкале времени? Нет, они, конечно, есть. Но — теряются в общем гуле. Различия между ними уже не ощутимы. Похоже, сама категория поэтического имени и вообще индивидуальность полностью девальвированы. Уже нет желания и необходимости заявлять о себе, вырабатывать индивидуальную поэтику — она не будет востребована читателем. Похоже, в поэзии после конкретизма, концептуализма, метаметафоризма и иных хоть и радикальных, но концептуально обоснованных практик наступает время воинствующего антиинтеллектуализма. Как там у Юнны Мориц? «Уже и Гитлера простили / и по убитым не грустят. / Поэзию большого стиля / посмертно, может быть, простят»».